Смерть Барабанова.

 Рассказ.

Все было плохо. Так плохо как не было еще никогда. Если раньше волны неприглядности накатывали и отступали, то теперь нахлынувший негатив даже не думал убираться прочь. Было ощущение, что обосновался он теперь навсегда. И сил противостоять ему не было совершенно. Что только не предпринимал Барабанов, чтобы отбросить хандру все было тщетно. Беспомощны были даже старые проверенные временем приемы, которые не давали сбоя, но теперь не оправдали возложенных ожиданий. Перепробовано было все, и все было тщетно. Оставалось только запереться ото всех, лечь на диван и ждать. Ждать чуда. Такого чтобы депрессия растворилась сама собой, темнота сжимающая грудь растаяла и задышалось легко и свободно.

Барабанов ждал уже пять дней. А может и не пять может гораздо больше. Время превратилось для него в тягучее пахнущее чем-то нездоровым болото, которое все сильнее затягивало в себя и отнимало последние силы. И чем больше находился он в таком состоянии, тем хуже становилось ему. Даже образы, приходившие Барабанову в полудреме, делались все страшнее и жутче. Но самым ужасным было то, что видения теперь не просто пугали зрительными картинками, они пытались заговорить. Пробирающим до глубины души вкрадчивым шепотом они пытали Барабанова хитрыми вопросами, и оттого делалось совсем невыносимо. Поначалу Барабанов молчал и не поддавался искушению вступить в губительную для себя перепалку, но однажды на прозвучавшее в стотысячный раз вопрошание «что ты хочешь» выкрикнул:

- Хочу чтоб вы убрались отсюда.

Голова взорвалась. Миллиарды новых страхостей рожденные опрометчивым восклицанием на все мыслимые лады и манеры принялись распевать:

- Он хочет чтобы мы ушли...

- Он так хочет...

- Убрались насовсем...

- Совсем насовсем...

Стало окончательно невмоготу. Барабанов обхватил голову руками, свернулся клубком и принялся скулить, надеясь стонами своими хоть как-то заглушить сводившие с ума голоса. Скулил он долго, простившись про себя уже с разумом, но вдруг голоса вместе с ужасными образами сгинули. Просто так, на раз. Будто кто-то очень могущественный властной рукой повернул тумблер в обратное положение и выключил их. Какое-то время стояла абсолютная тишина, но Барабанов боясь нарушить ее все же оставался в свернутом положении и не отнимал рук от головы. Его расшатанному разуму мнилось, будто это не чья-то внешняя воля, а именно его незамысловатые упражнения прогнали из головы страх. А думалось так оттого только, что признать власть кого-то стороннего над своими видениями он боялся.

Сколько длилась тишина Барабанов не знал но достаточно для того чтобы он немного успокоился и решился переменить положение. Но не успел он сотворить задуманное как разум его вспыхнул ярким неестественным светом показалось что-то похожее на выдру и раздался вопрос:

- Страшно тебе значит?

Вопрос звучал совсем не пугающе, наоборот, в интонациях чувствовалась забота и сочувствие. Возможно, именно поэтому Барабанов расслабился и проговорил:

- Очень страшно.

Сказал и испугался. Испугался новой вспышки, такой, что сопровождала его предыдущие слова. Но ничего худого не последовало. Выдра, оставаясь неподвижной, спросила снова:

- Хочешь, чтоб все закончилось?

Барабанов кивнул.

- А ведь есть выход, - сказала выдра.

- Какой, - тут же уцепился за соломинку Барабанов.

- А вот он рядом, прямо перед тобой.

- Где это, -  не понимал Барабанов.

- Рядом, совсем рядом.

Барабанов похолодел. Морок указывал ему на балконную дверь. Это было слишком. Он же, в конце концов, не такой как все эти чахоточные фаталисты, которые всякий поворот готовы истолковать так чтобы ложиться под дуло или лезть в петлю. Он совсем другой. Просто сейчас такие обстоятельства, что заволокло его со всех возможных сторон великое огорчение. Но оно скоро или не совсем скоро пройдет. Обязательно пройдет. Должно пройти. Не было такого, чтобы не проходило. А балкон нет, не выход. А потом какой там может быть выход, если всего третий этаж.

- А что «третий этаж»? - раздался голос.

- Так с третьего этажа разве можно уйти, - сказал повеселевший Барабанов.

Выдра задумалась:

- А с какого можно так чтоб наверняка?

- С девятого думаю наверняка, - ответил Барабанов, не подозревая подвоха.

Выдра сорвалась с места и вплотную приблизилась к Барабанову так что он хорошо мог разглядеть ее хитрую морду.

- Тогда три раза прыгай, - сказала она, и голос ее теперь был вовсе не сочувственным, наоборот что-то холодное и отталкивающее появилось в нем.

- Как три раза прыгать? - испугался Барабанов.

- Три по три будет девять. Сиганешь, чтоб наверняка. Пошли.

Выдра будто не фантомное, а самое настоящее материальное создание толкнуло Барабанова к балконной двери, та распахнулась, и он оказался возле перил. Всем существом Барабанов ощутил свежий октябрьский воздух, но выдра, загородившая собой все пространство, мешала вдыхать спасительный эфир, боясь, что с его помощью подопечный освободится от ее покровительства.

- Прыгай, - в самое ухо прошептала она.

Барабанов прыгнул. На секунду его одолела до невозможности приятная волна невесомости, которую, однако, тут же оборвал неприятный хруст. Только через несколько секунд Барабанов осознал, что хруст этот издало его тело, грохнувшись на асфальт.

Тяжело поднявшись, он увидел перед собой выдру. Она радостно потирала лапки и приговаривала:

- Молодец, какой молодец. Еще пошли. Как здорово.

Будто в тумане Барабанов поднялся в квартиру и, не задерживаясь, прошествовал на балкон. Там он остановился и вялым лишенным всяческих эмоций голосом проговорил:

- Может, хватит...

- Еще два разочка и хватит, - сказала выдра и толкнула Барабанова вниз.

В этот раз невесомости он не ощутил. Зато боль от падения была многократно сильнее. Болело все. Больше всего голова. Минут пять он пытался подняться на ноги, но попытки были тщетны. Все это время вокруг него суетилась выдра, давая бестолковые советы. Кода стало ясно, что на ноги Барабанову не встать она несказанно огорчилась, но потом вдруг подскочила и повелительно заявила:

- Ползи.

Противиться захватившей его власти было совершенно невозможно, и Барабанов пополз. Отдыхая на каждой ступеньке и перемазав струившейся из затылка кровью весь подъезд он, наконец, добрался до квартиры.

- Вот так, вот так, - подбодряла его выдра, помогая перемахнуть через перила, - еще немножко, еще чуть-чуть.

Последним что перед прыжком запомнил Барабанов, было милое улыбающееся лицо выдры и ее слова:

- Ну прощай. Все уже...

В третий раз он не почувствовал ровно ничего. И тогда подумалось что верно это действительно все. Все пережитые страхи и ужасы остались далеко позади. И никогда более не станет одолевать его беспокойство. Расшатанные штормами воды успокоятся и, вернувшись в благодатное русло, никогда более не станут подвергаться катаклизмам.

Но покой, о котором грезил Барабанов, был разве только в его фантазиях. Наяву же он ощущал глубоко запрятанную тревогу. Поначалу он не придавал ей значения, думая, что это не взаправдашнее беспокойство, а только отголосок преследовавшего его совсем недавно смятения и должен он скоро уйти. Но время шло, долгожданная благость не надвигалась, а осколок беспокойства наоборот рос на глазах. И скоро он ощущался уже настолько, что Барабанову казалось, протяни руку, и он явственно ощутит мерзкое склизкое нечто обволакивающее его плотным ограждением. Но руки не слушались. Не слушались и ноги. При попытке пошевелить каким-нибудь членом разве что раздавалась мелкая противная дрожь.

Что же это такое, думал Барабанов. Неужто все обман и проделав изуверский обряд так и не получил он долгожданного спасения. И состояние нынешнее останется с ним навсегда. И если даже последуют какие-то изменения, то только в худшую сторону. И голоса...

Да, голоса. И теперь они слышатся, но совсем другие и вовсе не похожи на те вкрадчивые нашептывания, что сопровождали его недавно. Барабанов насколько было возможно в его состоянии, сосредоточился и попытался разобрать доносившуюся до него речь.

- А мне что, - вещал прокуренный голос, - я наряд вызвал. Самому мне туда соваться не резон.

Ему отвечал визгливый напев:

- А вдруг они там еще?

- Кто у тебя там? - раздражался прокуренный.

- Ну эти, - надрывался визгливый, - бандюки которые этого вот измордовали.

- С чего ты взял, - говорил прокуренный, - что его мордовал кто-то?

- А иначе как, - не унимался визгливый, - подъезд вон весь извазюкан кровищей. И уборщица в отпуске убирать некому.

- Сам уберешь, - отмахивался прокуренный, - и вообще на кой хрен ты меня участкового сюда вытащил. Сразу наряд нужно было. Ладно скорую вызвонил. Вон кстати похоже они едут, пойду встречу.

С минуту стояла тишина. Затем Барабанов услышал третий голос:

- Вы его трогали?

- Нет, - почти хором ответили прокуренный и визгливый.

- Ясно, - сказал третий голос, - сейчас поможете на носилки положить и в машину.

- А у вас, что там санитара нет какого-нибудь, - запротестовал визгливый, - чтоб самим его переносить.

- А ты вот сам иди ко мне санитаром, - раздраженно ответил третий, - чтоб за пять тыщь в месяц таких кадров возить. Давай бери за ноги.

Барабанов почувствовал, как тело его подняли на руки и куда-то понесли. Он даже мысленно улыбнулся, сравнив теперешнее состояние с той радостной невесомостью, которую пережил  прыгая первый раз. Однако вдосталь насладиться беззаботными воспоминаниями ему помешали. Выдра с недовольным лицом выросла перед ним.

- Обманул, - выдохнула она в лицо обвинение.

Сделалось невыносимо. Весь негатив что был прежде вернулся и с удесятеренной силой вторгся в сознание.

- Нет, - прошептал Барабанов не в силах выносить мучения.

- Что нет, - хитро сощурилась выдра.

- Прекрати это. Я... я сделаю что нужно... прекрати это...

- Говори, - сказала выдра и Барабанов почувствовал что мучения немного отступили от него.

- Руль, - прошептал он.

- Что руль? - спросила выдра.

- Я выверну руль... помоги...

Выкатив на автостраду шофер неотложки врубил сирену и вдавил педаль в пол. И каково же было его удивление когда краем глаза он заметил как почти уже труп за спиной его резко поднялся и бросился к рулю. Машина выкатилась на встречную полосу и в лоб ударила многотонный грузовик.

Теперь действительно было все.

На скамейке сидели две бабули. Одна дергая поводком, пыталась урезонить мелкую собачку другая, насупив лоб, вглядывалась в товарный чек.

- Ничего не понимаю, - говорила она, - всегда ведь одинаково все было. Я ей сто она мне сорок семь пятьдесят. Или это хлеб подорожал что ли. Не знаешь?

- Не слышала, - отвечала собачница, - вчера не дорожал, а сегодня может быть и подорожал.

- Или не хлеб, - не унималась мнительная покупательница, - а молоко скакнуло.

- Молоко вот могло прыгнуть, - кивнула собачница, - они там с ним частенько махинируют. Шла б домой да посчитала там на куркуляторе а потом предъявила.

- Да не хочу я лишний раз по кровище-то туда-сюда шлындать, - отвечала покупательница, - неделя без малого уж прошла, а этот черт визгливый подъезд помыть не может. Управдом бляха муха. Третьего дня вон милиция опять приходила, так один молоденький на крови этой поскользнулся и вымазался весь. И смех и грех.

- Ну и чего они говорят? - спросила собачница.

- Кто говорит?

- Да милиция эта.

- Про что?

- Ну, про убиенного нашего.

- Ах, вон, - кивнула покупательница, - так а что говорить-то им. Молчат в трубочку. Расследование говорят, ведут. А только чего тут расследовать-то. И без расследования все ясно.

Собачница повернулась к собеседнице и настроилась на внимание:

- Ну и чего ясно.

Почувствовав себя многозначительной персоной, покупательница выдержала мхатовскую паузу и выдала:

- Скорбь его съела. В жизни разочарование у него случилось.

- Да ладно, - не поверила собачница, - один в четырех комнатах жительствовал, зарплату  мешками получал, в пинжаке да галстуке даже мусор ходил выбрасывать. Какое тут разочарование?

- Темная ты женщина, - хлопнула себя по бокам покупательница, - за политическими баталиями вообще не следишь. Он ведь проиграл недавно. Не слышала разве?

- В карты, что ли проиграл? - спросила собачница.

- В какие карты? В мандаты. Давеча-то помнишь, ходили мы голосовать. И вот ведь как произошло всем дали эти мандаты, а ему не досталось.

- Что ж они там какие. Сделали б и ему этот мандат жалко что ли. Не потеснил бы он там их один-то.

- Ну, уж этих глубин я не знаю. Как там, кому там. Только вот суть что из-за этого огорчился он. Всю жизнь говорит мечтал а вот не дали.

Бабули замолчали раздумывая каждая на свой лад о происшествии. Наконец покупательница поднялась и вздохнула:

- Пойду я все-таки дойду до магазина. Пускай пересчитает. Ведь трех рублей, по-моему, не додала мне. Стерва.